Когда она училась в школе, все говорили: будет певицей! Так красиво Соня пела, на лету схватывая мелодию. Но началась война – и вместо хора девочка отправилась на фронт. Сначала возраст себе прибавила, чтобы взяли. Потом, уже после Победы, убрала «лишний» годик, скрывая от людей, что воевала. Сейчас Сайме Гизатулиной 96 лет. Женщина каждый день делает гимнастику, пользуется кремом для лица, заглядывается на серёжки дочери и стесняется принимать врачей-мужчин, вздыхая, что от прежней красоты лишь нос остался. Как приходилось женщинам на войне? Почему после Победы некоторые скрывали своё участие в Великой Отечественной? Что помогает Сайме Гафаровне оставаться в душе молодой, невзирая на испытания? Об этом вы узнаете из интервью с этой замечательной женщиной. Единственным в Шале фронтовике.
«Обязательно буду петь в хоре»
– Сайма Гафаровна, из какой вы семьи?
– Папа был шахтёром. В первый класс пошла в Кемерово, где мы тогда жили. А потом, в тридцать пятом, переехали в Челябинскую область. Четвёртый класс был уже там. Когда училась в школе, все подружки говорили, что я обязательно буду петь в хоре: быстро запоминала мелодию, песни, голос красивый был. Но началась война. Годы себе прибавила, не знаю как. Устроилась в столовую для ремесленников. Горпомощь – так называли мы свою работу. Вот где хорошо кормили! Там я окрепла. Если бы тогда не окрепла, то на заводе не выдержала бы.
Родители – татары. Пятеро детей – у меня были два брата и две сестры. Старшая Катя была нам как вторая мама. Брата звали Хауэй, он у нас погиб во время войны. По дороге эшелон разбомбили. Не доехал даже до части! Потом – Григорий. Младшая сестра Рая совсем недавно умерла. Я вот дольше всех живу.
А когда только вернулась с войны, почти все родные были живы, слава богу. Они переехали из Челябинской области в Удмуртию. У нашего папы там братья жили (целых три). Ближе к родне и решили поселиться. А один его брат вообще был мельником, он помогал немного нам. Где-то пять килограмм мучки подбросит, где-то ещё как-то позаботится. Так и выживали. Я к ним в Удмуртию и приехала. Меня в бухгалтерию военком посадил. «Хватит, – говорит, – по углам скитаться. Вот какой кабинет – учись!» А я сижу, ничего не соображаю.
«Клюнете – без носа останетесь»
– Призвали сразу, как война началась. Сначала отправили на завод. Работали в три смены. Когда людей не было, выходили в две смены. Днём ладно: молодёжь вокруг, мальчики, девочки, женщины. Орём, поём, когда стоим у станка. Весело! А ночью-то – ооой, кошмар! Ладно, что мастер предупредил: «Ночью близко не стойте, клюнете – без носа останетесь». Какой там без носа? Вообще без головы можно было остаться! Крутятся все эти штуки, вертятся. Забыла название, что там крутилось. Мы вооот такие снаряды делали! Их обтачивали, потом отправляли в третий цех, оттуда уже на фронт. Девять месяцев там проработала. В общежитии жила.
– А сколько лет вам было тогда?
– А я помню? Итак, это была Челябинская область, город Копейск. Оттуда ездили ещё домой иногда. Начальник отпустит на несколько дней – мы и рады. Шли до станции Увелка, оттуда ехали на подножке (тогда у вагонов подножки были). Назад, за спину, что-нибудь привяжем, чтобы лёгкие не продуло, – и висим, болтаемся. Там пешком сколько километров было, не помню. Не дойти. Дома дня три или четыре отдохнём – и обратно едем. Каких-нибудь сухариков с собой везём или ещё что. Что-нибудь всегда с собой брали.
И вот девять месяцев так прошло. Вдруг нас отпустили домой. Мы как обрадовались: «Ой, наверное, война закончилась!» Но через месяц опять призвали. Соседская бабушка говорит: «Соня, не ходи!!!» Я говорю: «Ну как не пойдёшь? Я ж комсомолка». Пошла в учебный полк. Проучилась там три месяца – и на фронт.
«Была вся в крови подруги»
– Я освобождала Украину. В город Житомир попала. Вылетела после ранения, попала в дальнобойную артиллерию. Самая молоденькая там была. Вот говорят же: что в молодости накопишь, то в старости болячками выходит. Это точно! Испытала на себе…
– Она сначала написала заявление, чтобы на фронт забрали, – к беседе подключается дочь ветерана Раиса Кишмерешкина (Сайма Гафаровна несмотря на то, что держится бодрячком, от беседы иногда устаёт), – но её не сразу взяли, а отправили на завод. И вот какое-то время она работает. На фронт-то не берут и не берут. Потом вдруг к родителям отправили. Приехали – а там повестка. И всё, быстро забрали в учебный полк. Хотели сначала в снайперы взять, она очень хорошо стреляла. Но рост-то маленький, её винтовка чуть не по пяткам била. Я вот думаю, что она вообще не должна была на фронт попасть. Метр сорок росту! Весила сорок килограммов. По всем статьям же не подходила. Мне кажется, что она вместо кого-то попала.
– На фронте в каком году оказались? В сорок втором?
– Я не помню уже.
– Мам, расскажи, что на фронте делала? – Не дождавшись ответа, Раиса Николаевна начинает рассказывать сама. – Ну, раз снайпером не взяли, телефонисткой была. Связь между батареями осуществляла. Воевала с 1942 по 1945 годы на Втором Украинском фронте. В дальнобойной артиллерии. Этому в учебке и готовили. Слух-то у неё музыкальный. Поёт она у нас хорошо.
– И сейчас поёт?
– И сейчас…
– Приборы командир ставит, передаёт, – Сайма Гафаровна снова подключается к разговору. – Мы передаём дальше. Доставляли в штабы нужные сведения, оповещали войска об обстановке, передавали в соединения и части боевые приказы, распоряжения командования.
– Страшно было?
– Ну, страшно, конечно. Ужасно страшно, но слова не скажешь. И на заводе нелегко было. 12 часов у станка торчать! Как выдержала? Не знаю.
– Вот удивительно, но о войне она хорошо вспоминает. Командир у них очень хороший был.
– Да, командир у нас на самом деле был очень хорошим. Он мне говорил: «Соня, если б ты побольше ростом вышла, снайпером бы стала». Меткой я была (по мишени стреляли в учебном полку). А я говорю ему, что у меня руки отцовые. Отец же шахтёр, рубил лаву вручную. Сильные были они у него, руки-то.
– Сайма Гафаровна, а много человек погибло на ваших глазах?
– Погибших я видела кучами.
– Привыкли к этому? К этому вообще можно привыкнуть?
– Привыкла, конечно. Я вот, к примеру, покойников не боюсь. Другие боятся же, а я – совсем нет.
Она и сама попала под обстрел. Но раз маленькая – выжила. Другая девушка, подружка, погибла, прикрыв маму своим телом. А её взрывной волной выкинуло. Лёгкая, поэтому отлетела. А та сверху на неё упала. И все снаряды ей достались. Она, говорит, грузная была. Из-под неё вытаскивали потом. Была вся в крови подруги. Она её и спасла, получается.
«Солдат лечила песнями»
– Рана у меня была тут, – показывает женщина, – так что лечилась в санитарной батарее. Рана быстро зажила, неглубокая была. И я помогала медсёстрам. Лежат раненые забинтованные – бедные ребята! Как перевязка, мы с девочками бинты отмачиваем. И ещё их забавляли. Песни пели, сказки рассказывали. Шутили. Главный врач говорил: «Ласковое слово тоже лечит! Обращайтесь с ними ласково». Мы и обращались ласково. Они ждут отправки, мы помогаем. Я много там помогала! Песни часто пела. Я ж в пионерские лагеря постоянно ездила. Один год даже два раза за лето была, в июне и августе. Оттуда много песен привезла. Сейчас уж ничего не помню.
– Что, совсем ни одной песни не помните?
– Совсем. Да если бы и помнила, не стала б таким голосом петь. Старушкиным. Приглашала меня как-то учительница на мероприятие в школу. Попросила спеть песенку «Лизавета». Я говорю: «Теперь девочки поют». Она отвечает, что девочки не так поют, вы по-другому поёте. А я привыкла под строевой шаг, и у меня получается иначе.
Сайма Гафаровна немного задумалась и вдруг начала распеваться:
– Лииизавета. Лизавееета… Вот, видишь какой голос? – неожиданно обратилась ко мне, словно прося одобрения.
– Голос у вас отличный!
– Да? Ну ладно тогда.
Ты ждешь, Лизавета,
От друга привета,
Ты не спишь до рассвета,
Все грустишь обо мне...
Одержим победу,
К тебе я приеду
На горячем боевом ко-о-не...
– Сайма Гафаровна, да вы и сейчас ничего. Отлично поёте! А сказки какие рассказывали?
– Разные. Раньше у меня сказок полно было! Уже ничего не помню. Сколько лет-то прошло? Да и сейчас с головой у меня что-то – кружится часто. А давление то низкое, то высокое.
– Мам, ну не прибедняйся! Всё нормально. Ты у нас бодрячком. Как что-нибудь ляпнет – хоть стой, хоть падай, – смеётся дочь.
– Ну да, бывает. Это я могу!
(Окончание следует).
Марина ЛЕТУНОВА.
Фото Леонида ЛОГИНОВА и из семейного архива.