Мальчик под номером 8949. Иван Васильевич Гница 10-летним пацаном попал в Освенцим, где провел три страшных года

Много говорится и пишется сегодня о ветеранах Великой Отечественной войны, тружениках тыла, что вполне заслуженно. Но есть еще одна категория людей, переживших ужасы фашизма, – чудом выжившие малолетние узники концентрационных немецких лагерей смерти.

 

Иван Васильевич Гница 10-летним мальчишкой попал в один из самых страшных фашистских концлагерей – Освенцим. События тех далеких лет ему до сих пор вспоминать очень трудно и больно, он не сразу согласился на встречу с корреспондентом нашей газеты. Пожилой человек откровенно признается, что долго боролся с мыслями о том, стоит ли вспоминать минувшие дни, да и кому это сейчас нужно. В конце концов пришел к выводу, что это история, которую забыть недопустимо, которая должна быть передана будущим поколениям. Тем более, что живых свидетелей тех страшных событий остались уже единицы. Он признается, что, несмотря на то, что прошло уже более 75 лет, те дни стоят перед ним так, как будто это случилось всего месяц назад.

 

И тихо постучала в дверь война

Родился Иван Васильевич в 1932 году на Украине, в городе Жмеринке Винницкой области. Накануне войны перешел в третий класс. Начались долгожданные летние каникулы, и они с мамой отправились в гости к ее родителям в село Потоки, в восьми километрах от Жмеринки.

«Через несколько дней через село вдруг пошли солдаты. В полном обмундировании, пешком, без всякой техники, – вспоминает Иван Васильевич. – Около нашего дома был колодец, подойдут группой, воды напьются и дальше шагают. Никому и в голову не пришло, что война началась. Однажды мать все-таки не выдержала и спросила одного военного:

– Куда же вы идете, солдатики?

– Ты что, тетенька, не знаешь, что уже три дня, как война началась, – удивился тот».

Так запечатлела детская память известие о начале войны. В эти дни уже погибали защитники Брестской крепости, а немецкие самолеты бомбили советские города. Но никто об этом ничего не знал в глухом селе, где не было даже радио. Селяне продолжали заниматься привычными делами.

Мать решила срочно вернуться в Жмеринку. Ни взрывов снарядов и бомб, ни выстрелов – ничего такого, что говорило бы о начале войны. Только при подходе к городу над ними впервые пролетел немецкий самолет со свастикой на борту.

Отец работал в локомотивном депо машинистом паровоза, его сразу же забрали на бронепоезд, который отправился на защиту Киева. Проводили отца до депо, попрощались, не зная еще тогда, что навсегда. Так до сих пор и неизвестно, где и когда он погиб.


Мать убили на глазах детей

Через месяц после объявления войны рано утром жители Жмеринки проснулись от шума мотоциклов. В город ворвались немцы. Сразу же появились, как из-под земли, местные полицаи с повязками со свастикой. Они выгоняли многих жителей из домов в чуланы, сараи, бани. Семью Ивана Васильевича эта участь миновала. В один из дней в доме появились немцы с местным полицаем.

«Когда они вошли, мы с братом успели спрятаться в чело русской печки, – вспоминает Иван Васильевич. – Мать начали допрашивать:

– Где твой Васька? – кричал полицай.

– Ушел на работу и не вернулся, наверно, погиб, – отвечала мать.

– Васька – коммунист, – кричал полицай. – Он пошел воевать, убивать немцев.

Маму убили на наших глазах несколькими выстрелами в упор. Мы с братом до ночи просидели в печи, а когда стемнело, побежали к тетке, материной сестре. Похоронить маму разрешили только через четыре дня, соседи сколотили гроб и вырыли могилу в огороде за погребом, на кладбище ее везти фашисты не разрешили».

Жить стало невыносимо тяжело. Мальчиков взяла в свою семью тетя, у которой было двое детей, муж – на фронте. Голод заставил пойти на воровство. Жмеринка – крупная узловая станция, где формировались составы по многим направлениям, в том числе и в Германию. Немцы вывозили в вагонах собранный урожай пшеницы, сахарной свеклы, подсолнечника. Ночью с двоюродными братьями прокрадывались к стоящим на путях вагонам, просверливали в полу отверстие и набирали пшеницы столько, сколько могли унести. В один из дней их заметил немецкий охранник...


Винницкая тюрьма

Мальчишек отправили в винницкую тюрьму для военнопленных. «Спали под открытым небом, на голой земле, – продолжает Иван Васильевич. – Наступила осень, пошли дожди, ни одежды, ни обуви не было. Военнопленные отнеслись к нам по-отечески. Расстилали на ночь шинель, и я ложился посередке между ними, чтобы теплее было. Военнопленные что-то строили под землей недалеко от Винницы. Бывало, приносили они нам то вареную картофелину, то кусочек хлеба, то сухарик, которые успевали передать местные жители, пока проходила колонна. В лагере кормили в основном гнилой капустой и морковью.

В один из дождливых осенних дней я обнаружил утром записку, нацарапанную на куске картона: «Вспоминай нас. Мы, может быть, погибнем. До свидания, сынок». Вечером ни Анатолий, ни Николай (авторы записки) в лагерь не вернулись. Я заплакал. Ко мне подошел пожилой мужчина и стал успокаивать: «Живые твои мужики, не плачь, им бежать удалось к партизанам».


Ужасы Освенцима

Летом 1942 года подростков, детей, женщин собрали в одну колонну и погнали на запад. Это была самая страшная дорога в жизни Ивана Васильевича. Никто не знал, куда их ведут. Только по названиям населенных пунктов потом догадались, что они пришли в Польшу. Многие умирали в пути от истощения и болезней. Десятилетний мальчишка оказался в одном из лагерей Освенцима.

«Нас поселили в огромном бараке, в котором были сделаны нары в 4 яруса, – вспоминает Иван Васильевич. – Сделали нам санобработку – остригли всех, смазали какими-то веществами – и под холодный душ. На выходе на руке сделали наколку с номером. Мне достался номер – 8949. Питание в лагере состояло из опилочного хлеба и баланды, которую готовили из теплой воды, кожуры моркови и свеклы. Поначалу очень тяжело было есть, но голод, как говорится, не тетка. Иногда давали прокисший суп из неочищенной брюквы, с землей, с червями и ломтик хлеба в палец толщиной. А бывало, сырую, неочищенную, с засохшими кусками грязи брюкву вываливали в кучу – это приходилось есть.

Я с братьями Толей и Борисом попал на работу к местным фермерам. Каждое утро нас и еще человек 15 привозили на крытой машине на ферму. Мы убирали навоз, кормили свиней и сами с ними кормились. «Свинская» еда была вкуснее и сытнее лагерной. Если в уголках свинячьего корыта оставалось хоть что-то, я собирал остатки, складывал в тряпочку и увозил в барак. Хочу сказать, что хозяева фермы к своим скотам относились лучше, чем к нам».

Много людей в концлагере умирало от голода. Трупы выкидывали из бараков прямо на улицу, поутру собирали в телегу, а дальше – в крематорий, который дымил круглые сутки, распространяя зловонный запах сожженных человеческих тел.

Три года провел Иван Васильевич в этом аду. Тяжело даются ему воспоминания... Весной 1945 года все чаще стали поговаривать о том, что советские войска уже совсем близко. В один из дней немцы начали поспешно выгонять всех из бараков. Никто не знал, зачем. Находившийся в бараке взрослый мужчина оторвал от пола доску и приказал подросткам спрятаться. «Что здесь умирать – что там, куда поведут», – сказал он и прикрыл пол. Трое суток просидели, согнувшись в три погибели, 13 изможденных подростков. На четвертый день раздалась русская речь.

Когда узники услышали слова русского солдата о том, что в бараке никого нет, подняли шум и начали по одному выбираться из своего убежища. Совершенно обессиленных ребят привезли в один из госпиталей, расположенных на территории Польши, где они пробыли больше месяца. Потом началась долгая дорога домой, сначала до Бреста, далее на поезде до родной Жмеринки. Родители, родственники не надеялись увидеть их живыми. Были и слезы радости, и обмороки от неожиданно свалившегося счастья.


Мирная жизнь

После войны Иван наконец-то пошел учиться. В третий класс попал он уже 14-летним пареньком. Любознательного, способного ученика досрочно переводили из класса в класс, так по ускоренной программе он в 17 лет за три года окончил семилетку и поступил в строительный техникум в Черновцах.

Пришла пора служить в армии. Офицер в военкомате, увидев на руке выколотый номер и узнав, что юноша был в концлагере, строго приказал: «Чтоб в течение трех месяцев рука была чистая, иначе на Колыму вместо армии отправлю». А самое главное – офицер порвал на мелкие кусочки справки, свидетельствующие об освобождении из Освенцима, и безжалостно выбросил в урну.

Иван Васильевич вспоминает, что вечером они пошли к военкомату в надежде собрать из выброшенного техничкой мусора кусочки справок и склеить их. Но, к сожалению, не успели – все бумаги до их прихода сожгли. И получилось, что малолетний узник самого страшного фашистского концлагеря не имеет документов, подтверждающих свое пребывание там, и, естественно, никаких льгот. Позже ему не раз говорили: «Твою руку с номером к делу ведь не пришьешь. Это не документ».

Служил в Сибири, потом вернулся в родную Жмеринку, но не смог найти там работу, и друзья предложили приехать в Серов. Вся его трудовая деятельность связана с железной дорогой. Наверное, это неслучайно – отец трудился машинистом, все детство прошло под свист и грохот поездов, пыхтение паровозов. Иван Васильевич водил сначала паровозы, потом пересел на тепловоз. За какое бы дело ни брался – все спорилось в его руках. Успел и по специальности, полученной в техникуме, строителем поработать. При его непосредственном участии строился Дом культуры железнодорожников, а также – оригинальные дома с башенками на Сортировке.

Мирную жизнь Ивана Васильевича безоблачной не назовешь. Трагически погиб сын вместе со всей семьей, недавно потерял младшую дочку. Старшая дочь живет далеко – на Кубани.

Несмотря на свои без малого 90 лет, он бодр, оптимистичен, обладает прекрасной памятью. На жизнь не жалуется, еще полон планов на будущее. «Я из породы долгожителей, – смеется он, – мой дед прожил 104 года, а бабушка его пережила почти на 10 лет».

Нелегко дался Ивану Васильевичу наш разговор. Невероятное количество тяжких испытаний выпало на его долю. Но он убежден, что эту жестокую правду о войне, о фашизме должны знать, прежде всего, те, кто пытается переписать сегодня историю.