Амилия Таккиулловна Алиева-Мясникова приехала в Волчанск в 1964 г. молодым врачом-эпидемиологом, 10 лет трудилась в санэпидстанции, активно занималась санитарно-просветительской работой. В газете «Карпинский рабочий» она была рабкором и заведующей Общественной приемной. Сейчас Амилия Такиулловна – вице-президент Свердловского областного Башкирского центра (с 2001 г.), уральский писатель. Мы рассказывали о ней в июне 2018 года.
А сегодня хочется предложить вашему вниманию небольшой фрагмент из книги Амилии Таккиулловны «Строители города Солнца», где она рассказывает о своём военном детстве. Когда началась война, ей было 10 лет. Отец её был крупным энергетиком и его сразу командировали в Каменск-Уральский заниматься электрификацией номерных военных заводов, эвакуированных в этот город. Семья последовала за ним. Далее – словами Амилии Таккиулловны.
«…Побежали дни. Общая нервозность, конечно, уже чувствовалась. То и дело доносились слухи о том, что скоро все продукты исчезнут. Люди хватали всё, что могли – в основном мыло, соль, крупу, сахар, спички. Мы с мамой ничего не хватали: не хотели участвовать в общей панике, да и денег, чтобы делать запасы, у нас не было. Мы с ней гуляли по городу, любовались на окрестные леса и горы, знакомились с архитектурой, заходили в кино, покупали золотистые мягкие и пышные, как оладьи, вафли. Не успели мы порадоваться, как эти вафли из магазинов исчезли. Наступало время карточек… Наш папа, как бывший военный, вечерами после работы становился комбатом – обучал отправлявшихся на фронт солдат. Как работник военкомата, он имел право на дополнительный паёк. Незабываемы дни, когда папа приносил из «военной» столовой маленький кусочек омлета».
Когда отец уезжал в командировки, Миля с мамой оставались вдвоём.
«Прошло совсем немного времени, и мама тоже утроилась на работу – сначала в отдел кадров военкомата, потом на эвакуированный из Москвы авиационный завод. Он находился далеко за городом. В зимние метели и холода туда было очень трудно добираться, ещё труднее – брести обратно домой после тяжёлого рабочего дня и в кромешной тьме. Наверное, поэтому там всем давали ежедневно по 100 г спирта. Мама приходила домой усталая и продрогшая, но я никогда не слышала от неё жалоб…
Между тем, трудности нарастали. Нечем было топить печку, пришлось обменять мамино прелестное крепдешиновое платье на дрова: в холодные вьюжные сумерки по пустынным улицам мы с мамой тащили за какие-то железные тросы огромное корявое бревно. Это была наша надежда на несколько дней тепла! Больше всего вещей мы в те дни обменяли на молоко. Молочница тётя Стеша сама определяла, что ей взять. «Нет, - говорила она сурово, когда мама предлагала ей вышитые дорожки.- Это барахло мне без надобности. А вот это я, знать-то, заберу». И указывала пальцем на тюлевые шторы. Постепенно ей были отданы все мамины платья, шёлковый узбекский коврик, что висел над моей кроватью, и даже многие мои игрушки. Мама о вещах никогда не сожалела. Боялась лишь, что скоро нечего будет менять. В те дни я научилась от неё не быть рабой вещей и не страдала, а понимала, что так надо даже тогда, когда молочница забрала мои любимые ёлочные украшения. При мне лишь навсегда остались воспоминания о тех счастливых днях, когда мы с мамой, такие радостные и весёлые, эти игрушки выбирали перед Новым годом».
Вскоре на Урал стали прибывать эшелоны с беженцами из оккупированных районов страны. Принимал такие эшелоны и Каменск-Уральский. Придя однажды из школы, Миля впервые услышала слова «уплотнение» и «подселение».
«Вскоре в нашей кухне (благо она была огромная) поселились две семьи. Это были муж и жена из Прибалтики и молодожёны из Запорожья. Одна семья заняла правый угол от наших дверей, вторая – левый. У каждой семьи была лишь кровать за занавеской».
Надо сказать, что Алиевы снимали комнату в большом одноэтажном доме, где на кухне была русская печь с обширными полатями. Так вот, в этой кухне ещё ночевали на полатях двое взрослых сыновей хозяев дома и на большой лавке – глухонемой старик – родственник хозяев. Кухня была проходной, и «кроме того, там стоял общий умывальник-рукомойник с ледяной водой, а на загнетке русской печки в чугунке на треноге мы изредка варили себе похлёбку и кипятили чай… Был ещё один интерес у нашего хозяина на кухне: там на стене висела огромная карта Советского Союза (Григорий Петрович был преподавателем географии в школе), по которой он каждое утро после сообщений Совинформбюро переставлял флажки наступления фашистов на Москву. Умываясь каждое утро на кухне, я была свидетелем этих его действий и вскоре узнала названия многих городов СССР, за которые шли ожесточённые кровопролитные бои: Смоленск, Курск, Можайск, Калуга, Волоколамск… Впрочем, и без него я была в курсе событий, ведь радиотарелка находилась у меня прямо над головой, то есть над моей постелью. Радио никогда не выключалось, и поэтому я всегда просыпалась рано утром под звуки гимна СССР – «Интернационала» и засыпала под звуки этого же гимна поздно ночью.
А за десятки городов, чьи наименования я тогда узнала, у меня болела душа и сжималось сердце».
К печати подготовила
Алла БЕРДНИКОВА.